Оборотни тоже смертны  - Алексей Щербаков

…Попав в лагерь, несмотря на свой крайне ограниченный партизанский опыт, Сухих увидел, что «казахи» – это и в самом деле «не все остальные». В лагере было заметно отсутствие бестолковой суеты и прочей «партизанщины». Из мелочей более всего бросалось в глаза, что бойцы Аганбекова решительно игнорировали повальную партизанскую моду на ношение бород. Все были чисто выбриты – будто находятся в военной части в нашем тылу, а не в немецком. Но это была частность. Главное же – остальные отряды только еще обустраивались, а этот уже был готов к активным действиям. Хотя первым из этих действий должна была быть разведка. В том числе – та, которая интересовала особиста: требовалось прощупать настроение в ближайших населенных пунктах, узнать, с кем можно иметь дело, а с кем – нет. То есть налаживать агентурную сеть.

* * *

На ходу Аганбеков продолжал разговор.

– Товарищ старший лейтенант, я вполне понимаю важность стоящих перед нами задач. Я вчера послал своего разведчика, Мельникова. Кроме действий в интересах отряда ему приказано провести и более глубокую разведку.

– Мельников? Слышал о нем краем уха. Он вроде бы местная знаменитость?

– Хороший разведчик, – сдержанно отозвался командир отряда. – Но склонен к неоправданному риску.

Особист про себя усмехнулся. Аганбеков в партизанском крае был известен как один из самых отчаянных командиров. Так кто ж тогда этот Мельников, если его и казах считает чересчур рисковым парнем?

Командиры между тем приблизились к краю лагеря. Тут росло несколько небольших елок, из-за которых доносились голоса и аромат незнакомого табака. Видимо, разведчики осваивали сигары, которые еще во время рейда прихватили в немецком грузовике, имевшим несчастье попасться им на пути при пересечении одного шоссе. Кто-то рассказывал:

– Нет, братцы, вы уж мне поверьте. Все эти истории про финских снайперов на деревьях – это сказки дедушки Мазая. Не было такого! Да и сами посудите. Залезть-то на дерево можно. А засекут тебя – куда отходить будешь? Как белка, по деревьям прыгать? Да и стрелять сквозь ветки сверху вниз… Наблюдатели на деревьях – вот это сколько угодно.

– Это мой боец, Макаров, с вашими людьми опытом делится. А ему есть чем поделиться…

Аганбеков запомнил этого парня, который приехал утром в отряд вместе с особистом. Он был тоже в армейской форме, с погонами старшины. Опытным взглядом пограничник сразу определил, что парень до заброски в партизанский лес отнюдь не тыловой склад валенок охранял…

Командиры обошли елки. За ними и в самом деле сидело пять человек разведчиков из отряда и этот самый Макаров, крупный чернявый парень. При виде командиров все поспешно вскочили. Что, кстати, в партизанских отрядах случалось тоже далеко не всегда. Дисциплина у них бывала очень разная.

– Сидите, – махнул рукой Аганбеков. – Про Мельникова ничего не слышно?

– Никак нет. Думали, с утра придет, а все нет…

Вдруг Макаров, расслабленно сидевший, поставив свой автомат прикладом на землю, в мгновение ока вскочил – а оружие было уже в его руках, со взведенным затвором… Мастер… К счастью, один из партизан ударил рукой по стволу.

– Свои!

Сухих обернулся – и поймал себя на мысли, что рука его тоже непроизвольно потянулась к кобуре.

Особист достаточно насмотрелся на бойцов немецких спецподразделений. И на диверсантов, и на десантников. Работа у него была такая – этих типов ловить, а потом и допрашивать. Так вот, субъект, совершенно бесшумно появившийся из-за куста, за которым, кажется, и собака не смогла бы спрятаться, выглядел точь-в-точь как немецкие диверсанты. Это был высокий здоровенный парень, одетый в немецкий камуфляжный эсэсовский костюм с откинутым капюшоном, кепи с характерным большим козырьком и высокие парашютные ботинки. В руках он держал «шмайссер», к тому же на поясе красовалась кобура и финка. Понятно, почему Макаров так среагировал. У него-то опыт общения с подобными персонажами – как с немецкими, так и с финскими – был куда богаче… Да и общался он с ними в полевых условиях, а не в кабинете.

– Вот, Мельников, дошуткуешься ты когда-нибудь, – проворчал партизан, который отвел автомат Макарова. – Сейчас этот парень всадил бы в тебя полдиска. У него, видать, на такую форму одежды реакция четкая, да и, судя по нему, он бы не промахнулся…

В ответ Мельников лишь улыбнулся. И тут Сухих понял, что знаменитый партизанский разведчик, про которого в бригаде рассказывали разные лихие истории, очень молод. Лет восемнадцать, не больше. Просто у него были резкие черты лица, которые его старили; козырек кепи скрывал глаза. И фигура у него была массивнее, чем у ребят его возраста. Но на то старший лейтенант и был особистом, чтобы разбираться в людях. Теперь стали понятны слова командира про «склонность к неоправданному риску». Хоть и герой, а все равно мальчишка.

Между тем Мельников, закинув автомат за плечо, подошел к Аганбекову.

– Товарищ командир, задание выполнено, разведку я провел. Только сперва разрешите доложить: наш секрет – тот, что слева у болота, возле реки, – плохо поставлен. Я прошел незаметно; значит, кто-нибудь еще может…

– Про пикет мог бы и потом, – поморщился Аганбеков. – Докладывай.

Мельников на секунду замялся, покосившись на незнакомого лейтенанта. Перед рейдом и во время него он находился в передовой разведке своего отряда, поэтому был не в курсе перемен в руководстве соединения.

– Это начальник отдела старший лейтенант Сухих. При нем можешь докладывать.

– Разведку проводил, согласно приказу, в южном направлении. Обнаружил брод через Щачу. Брод хороший, можно пройти с телегами. Шоссе Слоним – Волковыск и Волковыск – Мосты довольно оживленные. Немцы там непуганые. Даже одиночные машины ходят. То же самое с железной дорогой. По обеим веткам движение оживленное. Охраняются из рук вон плохо. Ясно, что про партизан тут и не слыхали. Или слыхали, но позабыли. В ближайших деревнях стоят гарнизоны. Полицаи. В Мостах, как уверяют местные жители, сильный немецкий гарнизон. Но сам я к нему приближаться не стал. И еще. Есть сведения, что на юго-востоке, на этой стороне Щачи, есть партизаны. Только какие-то странные.

– Точнее!

– Я слышал только из вторых рук. Сведения следующие. Пришли в одну из деревень, сожгли мельницу.

Аганбеков пробормотал сквозь зубы какие-то энергичные казахские слова. Потом повернулся к Сухих и пояснил:

– По заведенным немцами порядкам, фрицы контролируют мельницы. Крестьянам разрешается молоть на них зерно, но за это они обязаны отдавать определенную часть помола. На старом месте, еще до образования партизанского края, мы внедряли на мельницы своих людей. Они нам сообщали, когда мука накопится, – и партизаны эту муку изымали. Часть отдавали населению. А уничтожение мельницы – это прежде всего удар по жителям, а не по немцам. То есть, возможно, немцам от этого и будет какой-то ущерб, но вот недовольство жителей такая акция вызовет куда скорее. Это, как говорится в русской пословице, плевать в колодец.